О том, как женский язык четырех стрельцов до дыбы довел

Всё тайное становится явным, особенно если тайной владеет женщина. Пример этого показала история, случившаяся в 1630 году в городе Мосальске, ныне Калужская область. Сидели в местной тюрьме пять товарищей: четверо калужских стрельцов Савка Петров, Максимка Лукьянов, Сережка Артемов, Ивашка Сопков и серпейский мужик Ивашка Ильин. За что сидели, и как долго, история умалчивает. Но тюрьма, как известно, не курорт, желающих там побывать немного. Зато времени предостаточно и каждый использует это ценный ресурс по-своему. Кто-то строчит жалобы, кто-то шлет прошения, а самые дерзкие и смелые готовят побег. Этими дерзкими и смелыми и стала наша пятерка. Способов побега множество. Мосальские «монте-кристы» решили сделать лаз. Благо, все этому способствовало: «в тюрьме бревенья мостовыя земныя гнилыя, и мы де одно бревно переколупали надвое щипками и, подняв бревно, подкопались под стену и под мост лазили». Видимо состояние тюрьмы было такое, что работа много времени не заняла, особенно, если использовать зубы: «разломав руками и зубами, и подкопались под стену». Погуляв по лазу, беглецы стали ждать ненастья, так как: «по острогу сторожи крепкия в ночь и около тюрьмы стерегут». Правда, серпейский мужик Ивашка Ильин приболел и в «прогулках» не участвовал. Ненастье пришло, но с другой стороны. К калужским стрельцам приехали жены. Изголодавшись по женскому вниманию, Савка Петров всё и рассказал своей благоверной, да еще и добавил, что «тебя жаль покинуть». Планами побега со своей супругой поделился и второй стрелец Максим Лукьянов. Тайна мужа настойчиво искала выход наружу. И нашла. Жена Савки Попова Макридка все выложила своей подруге Авдотье. Авдотья, как обычно, по секрету, приговаривая, что бы никто ни узнал, рассказала мужу. А муж Авдотьи, Юрий Агафонов, идет прямиком к воеводе Ивану Бутурлину и докладывает: «Сказывала де мне женишка моя, Авдотьица, а ей де сказывала тюремнаго сидельца, Калужскаго стрельца, Савкина жена Петрова Макридка, а ей де, Макридке, сказывал муж ея, Савка, хотим де мы бежать из тюрьмы». Посчитав, что долг перед царем и Отечеством выполнен, Юрий Агафонов вернулся к жене.

Бутурлин принимает срочные меры и пишет в Москву, ожидая дальнейших указаний. Ответ приходит быстро. Сам факт готовящегося побега, Москву особо не волновал. Москву волновало другое: «куда было бежать, и с какими вестьми и кто с ними на то умышляли, да о том отписать к себе, государю, подлинно». Дальше по известной схеме. Длинный женский язык привел наших героев на дыбу. Под плетью палача, они хором заявили, что ни в какие недружественные страны бежать не собирались: «А выбежав из тюрьмы, мы хотели идти на Смоленскую дорогу покормиться, а покормясь хотели идти в государевы города». Поверили. Но для порядка попытали еще разок. Под пыткой стрельцы подтвердили прежние показания. Из тюрьмы бежать хотели, женам все рассказали, а о заграницах даже и не думали: «и в воровстве нашем и в побеге поноровки ничьей нам не было». Бутурлин отписывает царю: «Максимка Лукьянов, Сережка Артемов и Ивашка Сопков в роспросе и с пытки говорили те же речи». Чем все это закончилось для наших героев, неизвестно. Скорее всего, получили порцию батогов и остались в той же тюрьме. Возможно, что и с женами виделись, но лишнего уже не болтали. Занятны два момента. Мужик Ивашка Ильин, к которому жена не приезжала и который по причине болезни по лазу не гулял, в пыточных разборках участия не принимал. А второй момент, это то, что стрельцы после свидания с женами от попытки бегства, отказались. Они так и заявили: «а как де пришли Калужских стрельцов к Савке да к Максимке жены, и мы де отложили, затем раздумали». Вот таким образом, женский язык создал проблемы своим мужьям. Михаил Фомичев Подписывайтесь на Злой московит